Между двумя эсэсовскими офицерами на заднем сиденье сидел Тельман. Цель ночного путешествия была хорошо известна эсэсовцам. Они выполняли особо секретное задание, и своему заключенному они не сказали бы об этом ни за что на свете. Им слишком хорошо было известно, на какие крайности могут пойти люди перед лицом смерти. Что же касается Тельмана, который выдержал все допросы и самые страшные пытки, то с ним нужно было проявлять особую осторожность. При одной мысли о том, что заключенный, сидевший между ними, может догадаться о предстоящей ему скорой смерти, прислужникам Гиммлера становилось страшно. Только убийцы, находящиеся в состоянии аффекта или экстаза, не боятся своих жертв.

     Но в эти минуты Эрнст Тельман уже больше не предавался никаким иллюзиям в отношении своей судьбы. Более чем одиннадцатилетнее одиночное заключение до предела обострило его интуицию, и он чувствовал надвигавшуюся опасность. Кроме того, он умел делать выводы из самого хода событий. Еще в январе 1944 года в своем последнем письменном свидетельстве - письме к молодому товарищу по заключению Тельман писал: "Выпустят ли меня из тюремных застенков на волю, не ставя никаких условий? Нет! Добровольно меня не выпустят - в этом можно быть уверенным. Более того, как ни страшно и горько говорить здесь об этом, вероятно, в условиях продвижения Советской Армии, представляющей серьезную опасность для рейха, и связанного с этим ухудшения общего военного положения Германии, национал-социалистический режим сделает все, чтобы вывести из строя Тельмана как личность. В такой обстановке гитлеровский режим не остановится перед тем, чтобы заблаговременно устранить Тельмана с политического горизонта или вообще ликвидировать его".

     Эрнст Тельман не был пророком, но он умел смотреть далеко вперед. Находясь в Баутцене, он с точностью до одного месяца предсказал конец нацистского рейха. Он был очень чуток, мудр, обладал огромным опытом общения с фашистами и потому не мог не почувствовать, что его жизни приходит конец. Кроме того, он наверняка понял, что охранники везут его в концлагерь. Эсэсовская охрана у главных ворот, через которые они въехали, была одета совсем по-другому, чем полицейские, стоявшие у ворот и стен обычных или каторжных тюрем.

     Машина проехала через ворота, где находилось помещение для рапортфюрера. Заключенный Тельман мог увидеть при рассеянном свете прожекторов справа от себя заграждения и забор из колючей проволоки, где всякого, кто пытался бежать, ждала смерть. Двор крематория, погруженный до этого в глубокую темноту, на несколько секунд ярко осветился. Прямо возле входа в крематорий машина остановилась. Дверь в крематорий открылась, желтоватый свет из помещения осветил двор. Полутемный двор придавал всей сцене что-то таинственное. Прибывшие на машинах люди и те из служителей лагеря, кто в этот момент там присутствовал, не обменялись никакими приветствиями, не отдали друг другу чести. Они не сказали друг другу ни единого слова и действовали как профессиональные преступники, молча, с полным взаимопониманием. Злодейское преступление против рабочего класса совершалось, таким образом, в присутствии свидетеля, а нацистские главари полагали, что этого никто не видит.